Демонтажные работы

Каталог статей

Парадокс свободы

Парадокс удивительный. Ничто не строилось в постперестроечной России столь бурно, как загородные дома. Разве что интерьеры. Но при этом интерьеры довольно быстро набрали форму, а 95 процентов загородных домов оставались типовыми.

Казалось бы, частный дом за городом – самая благодатная тема для архитектурной фантазии. Архитектор не скован здесь ни теми ограничениями, которые накладывает город, ни рамками квартиры. Твори, не хочу.
Однако ровно такую же свободу ощущал здесь и заказчик: «Все мое, что хочу, то и ворочу». Одна свобода подрывала другую.

По большому счету, архитектура не каждому заказчику нужна. Не только из жадности (интересный дом можно построить и за маленькие деньги), но и за отсутствием мотивации. Конечно, каждому хочется, чтобы его дом был красив и не похож на другие, но представление о красоте и уникальности определяется нашим культурным, жизненным уровнем. А с этим часто бывают проблемы.

Загород как альтернатива

Впрочем, списывать все на финансы, было бы нечестно. Есть еще и традиция. И тут надо сказать, что, находясь на природе, русский человек в архитектуре вообще не слишком нуждался. Наш ковер – цветочная поляна, наши стены – сосны-великаны. Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы. Именно свободу и символизировала природа.

Делала она это с незапамятных времен. Века два назад считалось хорошим тоном удалиться от суеты города, подальше от двора и службы, чтобы предаться вольнодумию, написать что-нибудь обличительное или просто поскучать, пофлиртовать с подругой друга и по пути его пристрелить.

Этот сюжет – «удалиться и предаться» – переехал и в советскую жизнь. Загородный дом в СССР – уникальный случай частной жизни, которой наш человек был практически лишен. И только за городом это было возможно: свой дом, свой сад и огород, почти настоящая частная собственность и настоящая частная жизнь.

Загородный дом в советской стране имел прочный статус второго дома, в смысле – дома другого, альтернативного городскому. И именно поэтому было совершенно не важно, как он выглядит. Для интеллигенции он был своего рода кухней – но открытой в природу, дарящей иллюзию единения с географией и историей. А для более широких слоев населения дачный участок был символом свободы не духовной, а материальной: тут можно было вырастить картошку. Впрочем, оба этих значения могли благополучно объединяться: интеллигенция картошку тоже ела.

А главное, каков бы ни был загородный дом, он в любом случае категорически отличался от стандарта панельной многоэтажки.

Архитектура без архитекторов

Впрочем, сказать, что советский человек не испытывал никакой потребности в организации пространства и быта загородной жизни, было бы неправдой. Конечно, он ее испытывал. И вкладывал туда всю свою тоску по дизайну (которого в СССР тоже не было), всю свою домовитость, все свои творческие силы, а также все, что можно было унести с работы.

Какими шедеврами полнились подмосковные дачи! Ровно то же самое происходило и с архитектурой, которая вся была такой же «вынужденной» – за отсутствием на рынке как товаров, так и материалов.

Подобно тому, как отсутствие полноценной жизни сделало Россию самой читающей страной, отсутствие предметного мира сделало ее страной изобретателей и домашних мастеров. Где каждые шесть соток – Абрамцево, каждый ремонт – деконструкция, а каждый Жора-штукатур – Корбюзье. Никакое другое хобби (ни марки, ни футбол, ни выжигание) не позволяло русскому человеку так полно самовыражаться. Это было уникальное по разнообразию и оригинальности явление, равного которому не знала ни одна другая страна. В нем была настоящая поэзия случайности, сюрреалистичности, самобытности. И ее, честно говоря, ужасно жаль.

Деревня, усадьба, дача, садово-огородный участок

Та загородная жизнь имела два стиля. Была дача и был садово-огородный участок. Иностранцу уловить различие сложно. Но всякий русский человек ясно понимал, что на садово-огородном участке с утра до вечера копают, сеют, полют, поливают, консервируют. Тогда как на даче валяются в гамаке, сидят на террасе, играют в бадминтон и без конца ставят самовар. Еще, конечно, и там, и там купаются, собирают грибы и катаются на велосипедах, но в смысле архитектуры два этих явления четко различаются.

Дача – она, как правило, старая, вся в пристройках и надстройках, с обязательной террасой или верандой – очевидным архитектурным излишеством. А садово-огородный участок – это знаменитые 6 соток, где стоит какая-нибудь хибарка, в которой можно только спать, а с утра пораньше надо выползать на участок и работать, работать, работать.

Эту оппозицию сформулировал известный дачник А.П. Чехов. Придумав своей пьесе название «Вишневый сад», он долго не мог понять, что в нем не так. И вдруг его озарило: «Не «вишневый», а «вишнёвый»! Вишневый – этот тот, где вишни собирают, он для пользы. А вишнёвый – только для наслаждения!» Однако несмотря на то, что строились дачи как раз на отрезаемых от усадеб кусочках (а может быть, как раз поэтому), элегическое настроение дворянских усадеб перекочевало в дачи.

Дачный бум начался в России, как и в Европе, во второй половине XIX века, когда на исторической сцене появился новый класс. Но если в Европе этот класс, названный позже «средним», определил весь ХХ век, то в России естественное развитие общества было прервано 1917 годом. В результате дача, которая могла бы стать неким локусом третьего – демократического – пути, осталась хранителем усадебных традиций. А «народный» садово-огородный участок, где культурное начало сводилось к анекдотам под шашлык, ей противостоял.

Именно поэтому в тот момент, когда третий класс получил в России свой второй шанс, объединить дачную культуру и садово-огородную хозяйственность было невозможно. Поэтому архитектура, как область сопряжения двух этих начал, решительно провисла.

Как все начиналось

Всплеск загородного строительства в начале 90-х был обусловлен идеологическими переменами и курсом на реабилитацию частной собственности. Доходы населения росли, под частную застройку были выделены громадные площади. Правда, по закону дачник имел в своем распоряжении всего 60 кв. метров жилой площади – и ничего из стройматериалов, кроме голицынского кирпича. Тем не менее до 1993 года, пока себестоимость нового дома оставалась раза в два-три ниже, чем стоимость готового коттеджа, в пригородах развернулось бурное строительство.

Шло оно, конечно, криво: дома строились в чистом поле, у дорог, безо всякой мысли о пейзаже. Равно как и без заботы о коммуникациях. А потому постоянно случалось, что дом стоит, а жить в нем нельзя: потому что за газ, свет и воду надо заплатить сумму, во много раз превосходящую стоимость самого дома.

А уж чего не было вовсе – так это оригинальной архитектуры. В Архитектурном институте строительству частных особняков не учили, и никакого реального опыта за исключением дачного самостроя) ни у кого не было. Но когда в 1992 году «Архитектурная галерея» устроила выставку «Мой дорогой дом», выяснилось, что потенциал у архитекторов есть.

Откуда он взялся? В первую очередь – из «бумажной архитектуры». Именно «бумажники» (молодые русские архитекторы, массово побеждавшие на международных концептуальных конкурсах в 80-е годы) обосновали примат персонального начала в архитектуре. Именно его остро не хватало тогда архитектуре мировой (потому и побеждали), и именно его логично было привнести в архитектуру частного жилища.

Помимо опыта «бумажного» был опыт «журнальный». Западную архитектуру наши зодчие знали исключительно по журналам, но знали хорошо. Знали, что лучшие постройки ХХ века – это именно дома в природе: «Дом над водопадом» Фрэнка Ллойда Райта или вилла «Савой» Ле Корбюзье. Знали, что именно с постройки загородного дома, где можно развернуться и обозначить собственный стиль, и начинается настоящая карьера.

Первые проекты продемонстрировали удивительную широту русских неофитов. Здесь был конструктивизм, экспрессионизм, брутализм, классицизм, символизм.

Ностальгия по…

Однако заказчик к «экспериментам за свои деньги» не был готов. Он еще мало поездил по миру, глянцевых журналов не листал и чего хочет – толком не знал. Но зато была традиция, к которой естественно было обратиться. Ностальгия по России, которую мы подрастеряли, была характерна для многих культурных начинаний того времени.

Но если в городе, где перемешаны самые разные эпохи и стили, насаждение «московского стиля» с его бесконечными башенками выглядело тоталитаризмом, то за городом стилизаторство под исторические стили было уместнее. Лицо русской усадьбы определял классицизм, поэтому и появление кирпичных дворцов с колоннами вполне закономерно.

Впервые, архитекторы сумели профессионально реализовать исторические фантазии. Многие их них, впервые, создали свой фирменный стиль, в котором соединились классические детали, готическая вытянутость пропорций и мотивы модерна. Кроме того, тут были разнообразие объемно-пространственных решений (названия объектов – «Дом-консоль», «Круглый дом» – говорят сами за себя), тщательная прорисовка оригинальных деталей и даже продуманная колористика. Эти здания имели все элементы коттеджей и планировки обличали истинный профессионализм. А привнесение ар нуво грело душу заказчика: первый русский капитализм прирастал замками именно в эпоху модерна.

Ирония как стилеобразующий фактор

Поголовье краснокирпичных замков с башенками и колоннами росло тем временем неудержимо. Закономерным ответом архитектора на эту ситуацию стала ирония. Если есть заказ на дворец и отказаться от него («по понятным причинам») сложно, то архитектору не оставалось ничего другого, как утрировать количество деталей, делать гротескные пропорции, совмещать самые разные стили, придумывать забавные детали или делать привычные, но в непривычных материалах.

Ирония – не самый конструктивный метод воспитания заказчика, который с радостью «кушал» все навороты и переборы. Можно было бы отнести ее на счет царившего в умах постмодернизма, но честнее сказать, что это была общепринятая форма самозащиты. А самосознание цеха росло вместе с ростом благосостояния архитекторов, и дискуссия между «истористами» и «модернистами» была не менее жесткой, чем в городской архитектуре. Сформулируем проблему так: Когда человек ездил в карете, он строил дом с колоннами. А когда у него в руке мобильник, он должен жить по-другому! Иначе.

Дефолт и последствия

К 1998 году загородное строительство оформилось в полновесную индустрию. Сложилась четкая типология: коттедж (до 400 кв. м), загородный особняк (400–800 кв. м), вилла (1000–2000 кв. м). Определились престижные (Рублевка и вообще западное направление) и непрестижные (Юг, Юго-Восток) районы. Появились соответствующие издания: «Красивые дома», Salon, «Домовой», «Мир и дом», «Табурет» (за действительно интересные дома редакции разве что не дрались).

Определились лидеры: небольшие частные бюро (проектным институтам подобная работа была невыгодна, и занимались ею только в порядке халтуры), уже имевшие опыт создания интерьеров, которым загородный дом давал прекрасный шанс поработать в объеме, пройти процесс от начала до конца, включая стройку.

Важно и то, что архитекторы были, как правило, молоды (30–40 лет), а значит, не обременены догмами и с заказчиками могли говорить на одном языке.

Все было хорошо, кроме одного: интересных реализованных объектов по-прежнему были единицы. Да и это в основном разнообразные стилизации «под старину». А домов современных, необычных, ярко индивидуальных не было вовсе. Вообще оказалось, что самое сложное – построить простой дом. Который бы не заигрывал ни с какой стилистикой, был предельно функционален и индивидуален как в отношении заказчика, так и в отношении места. Кризис 98-го года прошел по Подмосковью, как танки Гудериана, оставив кучу руин и окопов. Сказать, что кризис резко изменил сознание заказчиков и архитекторов, было бы преувеличением, но освежающее влияние он оказал. Конечно, основная масса загородного жилья как была, так и осталась заунывной типовухой (хотя качество строительства непрерывно росло), но количество оригинальных объектов перешло-таки в качество.

Появление заказчика

Прежде чем описать наиболее интересные и актуальные тенденции, существующие сегодня в жанре «частный дом за городом», полагается сказать о принципах отбора объектов. А сделать это довольно сложно, поскольку жанр остается «сочинением на свободную тему», и в принципе здесь возможно все.

Да, конечно, важны правильная постановка дома на участке, логичная и удобная планировка, закономерное вырастание объемов из функций, пропорциональное решение фасадов, грамотные детали, качественная отделка…

Но все это в некотором смысле общие слова. А чтобы определить то общее, что объединяет публикуемые работы, попробуем понять, чем они не являются.

Принято считать, что качество архитектуры определяет заказчик. Точнее – бюджет заказчика. Но это не совсем так. Количество денег вообще переходит в качество медленно и неохотно. И лишь тогда, когда появляется личность, появляется Дом. Этой личностью может быть не только заказчик, но и архитектор. Правда, для этого он должен быть очень сильной личностью.

Встань, избушка, к лесу передом

Очевидно, что главной ценностью жизни на природе является самое природа. Свежий воздух, приятный взору ландшафт, вкусный запах земли, вода, деревья, цветы, птичий щебет, крик петуха в пять утра. Именно эти простые ценности наши архитекторы предложат Вам в своих проектах. Какие ответы имеет на эти аспекты хороший архитектор? Первое: правильно поставить дом на участке. Оставив в стороне розу ветров (как само собой разумеющееся) и фэн-шуй (как область эзотерического знания), согласимся с тем, что если на горизонте имеются достойные виды, то избушку к ним надо разворачивать передом, тогда как к всевозможным неприятностям (улица, электричка, дорога), естественно, задом. Чтобы подчеркнуть, или наоборот, смягчить обстоятельства, существуют такие приемы, как, например, большой витраж – туда, где красиво, или глухая стена – туда, где не очень. У витража, естественно, размещается гостиная, у глухих стен – подсобные помещения. Этот прием можно найти в доброй половине представленных объектов в наших каталогах.

Высоко сижу, широко гляжу

Идея прозрачности, столь популярная в мировой загородной архитектуре (от «Стеклянного дома» Филиппа Джонсона до «Нагого дома» Шигеру Бана), у нас малоактуальна. Какая тут прозрачность-открытость, когда половину заказчиков прежде всего интересует вопрос о том, переживет ли дом зиму и как его укрепить от воров.

Поэтому эффектный проект виллы - прозрачный пенал, вылетающий из скалы и зависающий над морем - остается концептуальной утопией. Однако «открыться» витражом в сад, туда, где чужие не ходят, – всегда возможно. Или даже превратить все фасады, выходящие во двор, в сплошное остекление возможно.

Впрочем, большой витраж – дело хлопотное. Но можно решить вопрос и так хитроумно, как это предложили наши архитекторы в одном из домов, на фасаде их дома нет сплошного остекления, зато окон – 22 штуки! При единстве пропорций сами окна расположены то вертикально, то горизонтально, что придает фасаду на редкость живой вид. А учитывая то, что фасад этот западный, получается почти медитативная практика: 22 вида одного заката.

Вписаться или выпадать?

Однако и глухая стена в духе «мой дом – моя крепость» тоже может быть выразительна. Например, как вариант «Белый дом»: кусок сахара-рафинада, белоснежная призма практически без деталей, чьи гладкие стены лишь кое-где прорублены прямоугольниками окон. Но при всей своей интровертности дом не выглядит ни угрюмым, ни пугающим. Наоборот, он притягивает взгляд как абстрактная скульптура. Однако этот вопрос вовсе не имеет однозначного ответа. Дом может вписываться в ландшафт, а может категорически из него выпадать – вопрос только в том, как он это делает.

Понятно, что скатная кровля нам более привычна (да и, признаемся, более функциональна), но и подчеркнуто горизонтальные линии «конструктивистской» виллы тоже чудо как хороши на фоне вертикалей сосен. Интересно, что вопрос о том, должна ли новая архитектура вписываться в исторический контекст, все годы решали и зодчие, строившие в Москве. Но если в городе эта задача отдает некой идеологичностью и надуманностью, то вписаться в ландшафт природный – задача более естественная, но и более сложная.

Самый логичный ход – следовать природным формам со всей их мягкостью, обтекаемостью, подвижностью.

Вперед, к природе

Повторением витальных линий архитектура регулярно занималась весь ХХ век. Но надо двигаться дальше: не назад к природе, а вперед. Постигая не только ее формы, но и законы, по которым они формируются. Этот прием являет собой просто плакатную иллюстрацию к закону загородной архитектуры: все имеющиеся на участке природные радости однозначно сохранить, а если что-то существует в зачатке – развить. Понятно, что потерь в процессе стройки не избежать, но наиболее ловкие архитекторы демонстрируют, что их можно не только избежать, но и извлечь из ограничений необычный эффект. Идею «прорастания» природы сквозь архитектуру предложат Вам наши архитекторы.

Черный с белым… берите

Меняется звук, меняется цвет. Привычные (и давно набившие оскомину) красный (кирпич) и желтый (дерево) уступают место всем цветам радуги. И с нашей стороны было бы правильным предложить Вам всю цветовую гамму кирпичных оттенков от цвета белые ночи, слоновая кость, соломенный, абрикосовый, красный, глясе, терракотовый, темно-терракотовый, коричневый, черный - цвет остается прерогативой Заказчика. Цвет прочно вошел в моду еще пять лет назад.

Строить дом белого цвета – жест, исполненный оптимизма. Будет так, как захочу. Будет море солнца, света и тепла. Тем не менее оптимистов много. Кто-то отдается белому целиком, кто-то отдает приоритет классике комбинируя с другими цветами. Наконец, еще один свежий трэнд – бурное многоцветье.

Есть ли у нас план?

Впрочем, цвет – вещь не самая важная (дом можно и перекрасить), а вот что действительно принципиально в загородном доме, так это план. И тут мы сталкиваемся с удивительным парадоксом. Казалось бы, имея за городом полную свободу, заказчик может заказать любой, самый индивидуальный план, подгоняя его под свои оригинальные потребности. Но то ли потребности неоригинальны, то ли фантазии мало – в большинстве случаев загородные дома спланированы абсолютно одинаково. Первый уровень: бассейн, спортзал, гараж. Второй: гостиная, кухня, столовая. Третий: спальни, детская. И все это прямоугольное, но с манерными скруглениями.

Самое же удивительное, что подавляющее большинство планировок – почти точное отображение квартиры городской. Фактически мы имеем случай переноса квартиры за город с некоторым укрупнением помещений. И когда ты идешь по поселку и видишь одинаковые дома, а за их стенами считываешь одинаковую «городскую» планировку, то вопрос один: зачем? Зачем тогда жить на природе, если все твое к ней приобщение заключается в «подышать свежим воздухом»?

Архитекторов, строящих в городе, часто ругают за то, что они «идут от фасада». Но в городе это еще можно понять: наличие жесткого контекста неизбежно диктует какой-то сюжет. Но и за городом та же история! Поэтому тем ценнее объекты, где планировка не только идеально отвечает всем потребностям обитателей, но и работает на внешний облик дома.

Сколько углов, столько и мнений

Первый вопрос и ответ заказчиков продемонстрировал, что в их умах твердо сидит представление о том, что дом не может быть раз и навсегда. В перспективе дом – это не устойчивое пространство, а набор взаимозаменяемых и легко компонуемых модулей. Есть блок «кухня», есть блок «спальня», и они перемещаются по «материнской плате» на манер «пятнашек», соединяясь «портами».

Впрочем, этой «подвижности» и вариативности можно добиться и без физического перемещения компонентов. Что вообще является главной потребностью в жизни за городом? Желание жить не так, как в городе. Что это значит? Быть внутри природы, с природой наравне, выше и ниже ее, находиться в неоднородном пространстве, перетекать с уровня на уровень, видеть заоконный пейзаж с разных точек. Короче, иметь множественность вариантов, иначе говоря – свободу.

Не только в Греции есть всё

После перечисления некоторых тенденций становится понятно, что ключевым понятием загородной архитектуры остается разнообразие. А ведь за пределами нашего обзора остались еще шикарные образцы классицизма, вольные интерпретации ар деко и модерна, холодный и стильный европейский модернизм.

Стоило бы назвать и вещи сугубо авторские, не имеющие никакой стилевой привязки. Такие, как Сказать же, что какой-то из этих трэндов является определяющим, абсолютно невозможно. На загородных просторах есть всё, и страшно даже подумать, сколько еще будет.

Необходимо также отметить, что помимо отдельных объектов строятся и целые поселки, состоящие исключительно из качественной и оригинальной архитектуры. Общий планировочный модуль варьируется в каждом объекте, превращая весь поселок в единый пространственный спектакль.

А территория бывшего пансионата на Клязьминском водохранилище и вовсе стала главным полигоном для архитектурных экспериментов. Здесь строят мастера-архитекторы сугубо персональной, не тиражируемой архитектуры Однако именно с таких экспериментов и начинается подлинно самобытная архитектура. И если любознательный иностранец спрашивает, где в России расцветает архитектурный авангард, то посылать его надо, конечно, именно сюда.

Не сто, а тысячи…

Избрав своей политикой принцип «один архитектор – один дом», мы предлагаем Вам проекты домов на нашем сайте выбирайте: www.stroy-cottage.ru. При том, что журналы и выставки переполнены прекрасными проектами, в реальности дела обстоят так – не все смогут подобрать себе дом среди типовых проектов. Когда дело доходит до стройки, любой проект на глазах вянет и тухнет. Заказчик начинает понимать, что дом нужен ему для жизни, а не для публикации в журнале, что теща не поймет и что денег жалко.

История довольно странная, но типичная. Но архитектуры не бывает без заказчика. Он был всегда, он есть везде, но это не мешало зодчим иных времен (а равно и не мешает зодчим иных стран) создавать шедевры. Нашим же архитекторам уже даже как-то нравится кивать заказчику: «Ну, вы же понимаете, что Вы правы…». Поэтому предлагаем - архитектор проработает интерьер и фасад, планировку дома.

То есть парадокс, с которого мы начали, пока остается в силе. Но те дома, которые собраны на нашем сайте, убеждают, что будущее у загородного дома есть. Конечно, необычных домов всегда будет немного.

И такой дом всегда будет оставаться альтернативой. Частный дом за городом – последний бастион культурной идентификации перед наступлением глобализма. Только здесь возможно воплощенное в материальных символах персональное переживание времени и места.